Свобода уйти, свобода остаться - Страница 47

А на воздухе хорошо, только темновато для окончания дневной вахты. Ну да, конечно: облака стали плотнее.

Я облокотился о перила галереи второго этажа, выходящей во внутренний дворик, по южному обыкновению выложенный глиняными плитками, покрытыми пёстрой цветной глазурью.

Ага, у прохода — единственного ведущего в жилую часть дома из части парадной — стоят двое стражей. Хорошо стоят, неподвижно. Не отвлекают на себя внимание. Проход узкий, дверца двустворчатая: в случае чего, обороняться можно и весьма успешно. А чтобы попасть в покои, отведённые Амире, нужно как раз пройти через него, пересечь дворик, подняться по лестнице и пройти половину галереи. И на всём протяжении означенного пути наличествуют преграды.

Нет, не имею в виду себя: я сегодня не при исполнении. Я сегодня выполняю просьбу-приказ вышестоящего начальства. Пара кинжалов, конечно, имеется, но вступать в поножовщину горячего желания не испытываю. Да и нашагался сегодня... Туда-сюда, туда-сюда. Если бы Амира сразу сказала, какие кварталы намеревается посетить, можно было проложить маршрут и короткий, и удобный, а не нарезать круги бесчисленное количество раз по одному и тому же месту. Представляю, какими шутками меня встретят в «Окровавленном рифе» после того, как прислуживающие там мальцы мало того, что сами видели мою персону трижды в течение получаса (причём, шествовал я всё в том же направлении), так потом позвали на просмотр ещё и Савека, который для пущего веселья начал ставить зарубки прямо на деревянном щите рядом с дверью трактира! А потом ещё припишет рядом что-нибудь вроде: «В девятый день месяца Первых Гроз Рэйден Ра-Гро прошёл мимо сего заведения двенадцать раз. И слава богам, что прошёл мимо!» М-да...

Устал, взмок, высох, снова взмок, обозлился на весь свет: какой из меня сейчас защитник? Да никакой. Одна радость: моя безопасность (а следовательно, и безопасность гостьи) зависит совсем от других людей. Которые тоже наверняка устали, но в отличие от меня, не злятся. Просто потому, что находиться рядом со мной никакой злости не хватит.

Чудненько! Можно вовсю наслаждаться ничегонеделанием. Слушать музыку (достаточно приглушённую притворёнными дверьми, чтобы не раздражать и не усыплять). Любоваться вечерним небом. Дышать густым и тяжёлым воздухом приближающегося дождя. Встречать гостей...

Эй, в чём дело? Мы никого не ждём!

Узкие створки распахнулись, пропуская во двор низкорослую фигуру. Стражники по обе стороны от прохода сдвинули было алебарды, но через вдох снова вернули оружие на предписанное место. Кто-то из служек? Амира ни за чем не посылала. Разве что, Иль-Махин сам решил оказать гостье какую-нибудь услугу. Но ни подноса, ни сумки в руках у вновь прибывшего нет. Точнее, у вновь прибывшей.

Разумеется, женское платье не всегда прямо и точно указывает на пол, и всё же... Да, женщина: силуэт характерно узкий и в плечах, и в талии, да ещё подчёркнутый поясом, ажурными металлическими звеньями перехватывающим полы верхней накидки. Странно, по такой погоде, и при всём параде... Хотя, если начнётся дождь, от него ведь надо укрываться? Надо.

Незнакомка миновала стражников и неспешным шагом двинулась через дворик, шурша подолом платья по плиткам.

Не торопится, не сбивает дыхание. Значит, чувствует себя уверенно. Местная? Но одета совсем не так, как прислужницы гостевого дома, а скорее похожа на одну из зажиточных горожанок: вон, и кружевной воротник имеется, и на рукавах наверняка кружевные манжеты... Стоп. И почему я этих самых манжет не вижу? Потому что кисти рук спрятаны в складках накидки. Да и...

Воздух шевельнулся, лениво проводя по моему лицу, как кот пушистым хвостом, заставляя вдохнуть глубже, чем раньше.

Сырость, висящая вокруг, и до того навевала мне мысли о плесени, расцветающей на сгнившем мясе, но теперь... Теперь аромат усилился. И изменился, став слаще. Но такой сладости я никогда раньше не чувствовал. Не тошнотворно-приторная, напоминающая о покойнике. Не цветочно-медовая, лёгкая и приятная. Нет, она больше всего походила на пригоревшее варенье, за которым не уследила кухарка. Варенье, в котором сладости и горечи примерно поровну. Густое, обволакивающее сознание неназойливо, но неуклонно. И кажется, что сам воздух стал сиропом, в котором вязнешь, как мушка, и сколько бы ни бил крыльями, нет никакой возможности вырваться на свободу из липких объятий, да и... Что есть свобода? Нужна ли она телу и духу? Не лучше ли отдаться на милость того, кто сильнее, того, кто укажет путь...

Ххаг! Что всё это значит?

Примерно два вдоха мне понадобилось, чтобы понять: порыв ветра принёс ощущения стражников. Но сладость... Сладость несомненно принадлежала женщине. Которая всё тем же плавным шагом двигалась к лестнице.

Как сие возможно? Откуда она взялась? Я не мог пропустить в город ТАКОЕ! Не мог! Пусть не знаю точно, что происходит, но незнакомка опасна. Невероятно опасна. Но почему охрана так легко сдалась и почему так странно себя чувствует? Точнее, не чувствует вовсе. Нужно что-то предпринять и немедленно.

Я чуть отвёл в сторону кисть левой руки, расставляя рогатиной плотно прижатые друг к другу пары пальцев (мизинец с безымянным и средний с указательным, большой палец спрятан), оповещая своих телохранителей о надвигающейся угрозе и... Ничего не случилось. Обычно по этому сигналу Баллиг занимал позицию рядом, насколько это возможно... Тишина. Полное отсутствие движения. И горчащий гнилостный аромат усиливается. Что же делать?

Куда подевалась вечно следующая за мной троица? Они не могут не находиться здесь, в пределах гостевого дома, но почему тогда не отзываются на прямой приказ? Это возможно только в одном случае — случае смерти, но... Нет, они должны быть живы, и они живы, совершенно точно, потому что... Потому что я их «слышу», хотя очень смутно и плохо.