Да, похоже, всё происходило именно так. Мерзкая картинка вырисовывается, однако. Положим, я могу попытаться схлестнуть своё «управление» с чужим, но при этом рискую превратить невольную жертву в существо, неспособное принимать решения в соответствии с окружением, а действующее исключительно повинуясь собственным фантазиям. Мрак.
— Ты, правда, её отпустил?
Меня когда-нибудь оставят в покое? Только не до тех пор, пока жив рыжий кошмар, которого то криком кричи — не дозовёшься, то норовит разделить со мной каждую минуту существования. Но заводить спор сил уже не было, поэтому я просто спустил с плеча рукав, открывая изумлённому карему взгляду новоявленное «украшение».
Олден вытаращил глаза. Нахмурился. Снова округлил гляделки.
— Ты понимаешь, что делаешь?
— Представь себе.
— Нет, ты не понимаешь! Тебе нельзя таскать весь зверинец разом: надорвёшься!
— Меня трогает твоя нежная забота, но давай оставим каждому своё, а? Проследи, чтобы с Кириан справедливо рассчитались, а тот шарлатан, который её пользовал, вернул всё, как было. Ох, если бы я знал, чьи грязные руки не побрезговали вмешаться в нерождённую жизнь, я бы...
Маг слегка побледнел, но всё же решился спросить:
— Ты бы — «что»?
— Я бы этого умельца... Часом не знаешь, кто бы это мог быть?
Рыжик начал пятиться к порогу, который минуту назад неосмотрительно переступил, бормоча:
— Да я... как-то не интересовался... да и ни к чему мне это...
— Олли.
— М-м-м-м?
— Подойди ко мне.
— Зачем?
— Хочу получше рассмотреть твою гнусную рожу! Это ты наводил «сон», признавайся!
Вы видели, как человека передёргивает? А всем телом, от кончиков пальцев до кончиков волос? Забавное зрелище. Очень улучшает настроение: если до этого момента мне хотелось повеситься самому, то теперь склонность к убиению была пересмотрена в пользу рыжика.
Отдёргавшись, Олден подпрыгнул на месте, развернулся и дал дёру. Надеюсь, он бежал достаточно быстро, чтобы не услышать мой гогот. А если и услышал, у меня всегда оставался шанс, что в подвальных коридорах искреннее веселье могло звучать как стоны призраков.
Выплюнув последний смешок, я потушил светильники, захватив с собой только один (чтобы не плутать в потёмках) и отправился в обитаемую часть дома, а именно: к лаборатории Олли.
Дверь, как я и подозревал, оказалась закрытой. Разумеется, изнутри, потому что старый приятель имел не просто отвлечённое представление о силе моего гнева, а в бесшабашной юности сам испытал, каково это, злить наследника рода Ра-Гро. Положим, мне тогда тоже не поздоровилось — влетело по первое число от наставника, но магу повезло меньше, и сломанные кости ему вправляли и сращивали все знакомые подмастерья, обучавшиеся лекарскому делу. Из-за чего я тогда взъелся? Уже и не помню. Как странно. А ведь по первому впечатлению обида казалась вечной и незамаливаемой. Коварное время отнимает у нас слишком многое: и дурное, и хорошее, но почему-то жаль терять память даже о самом неприятном мгновении в жизни...
— Олли! Ты дома?
Из-за двери прозвучало упрямое:
— Не открою.
— Да что ты говоришь! Не забывай, какими отношениями мы связаны: мне достаточно приказать, и тебе придётся подчиниться.
— Всё равно, не открою.
Массивный деревянный щит, прикрывающий собой вход в обитель Олдена, мешал разобрать оттенки всех чувств в голосе рыжика, но, пожалуй, сегодня маг был настроен решительно, как никогда.
— Чего-то испугался?
— И вовсе не испугался!
— А убежал и заперся по какой причине?
Молчание.
— Бегство от поединка — признание вины, Олли. Помнишь об этом?
Не отвечает, зараза. Только усугубляет своё положение, но упрямится. А кто-то ещё считает упрямцем меня! Посмотрели бы на олуха, который отсиживается в четырёх стенах, беспочвенно полагая, что избежит наказания за свои злодеяния...
— Ты не должен был потакать её слабости. Да, она совершила ошибку, но можно было сразу всё исправить, а не громоздить новые, куда более опасные. Нужно было просто прийти ко мне и всё честно рассказать.
У мага вновь прорезался голос, правда, пока довольно робкий:
— И... как бы ты поступил?
Я потянулся, разминая плечи и спину, потом подумал и сел на пол, прислонившись к стене рядом с дверью и вытянув ноги.
— Не знаю.
— Вот видишь!
О, звучит как обвинение.
— Правда, не знаю. Но причинять вред я бы не стал. В любом случае. Может, согласился бы на тот же «сон», а может, сразу отпустил бы восвояси. Сейчас, когда задумываюсь, понимаю: своевременное предупреждение избавило бы меня от потерь. Но сделанного не воротишь, верно?
Ключ повернулся в замке. Дверь приоткрылась, и над моей головой раздалось тихое:
— Сердишься?
— На тебя? Сержусь. И на себя — тоже. Возможно, я только что породил на свет очередную глупость, вот только не жалею об этом. Странно, да?
Олден вздохнул и пристроился на полу рядом со мной.
— Ты мог бы меня прибить.
— Потерять трёх человек за одни сутки? Трёх близких человек? Я, конечно, дурак, но не настолько же!
— Знаешь что, Рэйден...
— А?
— Она плакала.
— Плакала?
— Не могла поверить, что ты ни разу... никогда её не «читал».
— Я и тебя не «читал».
— Знаю. Я попытался ей объяснить, сказал, что ты не любишь это делать, и если уж приходится, то...
— Удовольствия не получаю.
— Да, так я и сказал.
Я повернул голову к Олдену.
— И?
Рыжик вздохнул, рисуя пальцем круги на пыльном полу.
— Да откуда я знаю... Лучше бы ты сам ей всё это выложил!