Свобода уйти, свобода остаться - Страница 7

К оглавлению

— Потому, что это мешает моей службе?

— И поэтому тоже, — лёгкий кивок. — Но плевать я хотел на службу! Хочешь, поговорю с Наис?

— Не надо.

— Я не буду на неё давить, Рэй. Просто объясню.

— Не надо.

— Она же не дура и всё понимает. Возможно...

— Я сказал: не надо!

С трудом сдерживаюсь, чтобы не вцепиться в прямые плечи и не тряхнуть их обладателя посильнее. Ра-Кен выше меня ростом, но в весе мы примерно равны, а я больше времени провожу на свежем воздухе, и... Кстати, загадка: почему Виг успел загореть, а я ещё бледный, как парус в лунную ночь? Должно быть, ре-амитер всё же позволяет себе прогулки. И ему не надо день напролёт торчать на солнце, пряча глаза в тени широкополой шляпы... Ох, доберусь я до твоих тайн, дружище! Всё разнюхаю. Когда потеряю последние стыд и совесть, не раньше. Потому что шпионить за другом — один из самых опасных грехов. От него и до предательства недалече.

— Остынь!

Виг слегка вжимается в спинку кресла. Испугался? Зря: я никогда не причиню другу зла. Разве что, фонарь под глаз поставлю, но за дело! Нечего лезть в мою личную жизнь. Тем более что я и сам никак не могу в неё попасть.

— Пожалуйста, оставим эту тему! — Взмаливаюсь. От всей души.

— Как хочешь... Тогда вернёмся к служебным обязанностям. Что же заставило тебя сползти с кровати и почтить своим присутствием торговые ряды?

— Рыба.

— Рыба? — Густые брови приподнялись, но тут же вернулись на место. — Логично. Какая?

— Камбрия.

— Камбрия? — Виг корчит презрительную мину. — С каких пор ты отдаёшь предпочтение этой вонючке?

— Не я. Микис.

— Твой знакомый?

Он же видел чёрную скотину, мешающую мне спать, и неоднократно, зачем же переспрашивает, да ещё с таким искренним интересом? Наверное, забыл. Если вообще слышал кличку моего домашнего кошмара. Зато я уверен: Лелия, возившаяся с животным несколько часов напролёт, прекрасно помнит, как звали её партнёра по играм.

— Кот моей хозяйки.

— А-а-а-а-а! — Удовлетворения услышанным ре-амитеру хватает ненадолго, и серые глаза удивлённо вспыхивают: — Ты пошёл на рынок за рыбой для кота?!

— Ну да.

— Ох... Теперь понятно, почему дознаватель не мог от тебя ничего добиться.

— Почему это, понятно?

— Ужасный Рэйден Ра-Гро, который никого не любит, трогательно заботится о домашнем питомце! Ну и новость! Будет, что рассказать на следующем балу.

— Ты этого не сделаешь.

— Сделаю.

— Не сделаешь!

— Сделаю!

— А я говорю...

Резкий хлопок ладонями по столу.

— Ладно, подурачились, и будет.

— Никому не скажешь? — Жалобно заглядываю в сталь серых глаз.

— Никому.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Правда-правда?

— Рэй! Тебе не двенадцать лет, в самом деле! Может, ещё мизинцы скрестим? Для пущей верности?

— Было бы неплохо, — мечтательно почёсываю шею.

— Не дождёшься! Всё, шутки в сторону. Когда ты почувствовал хэса?

— Когда добрался до рыбки-вонючки.

— Расстояние?

Вспоминаю исходную диспозицию.

— Фута три.

— А говоришь, не напивался! — Укоризненно замечает Виг, и я пожимаю плечами. Нет, не виновато: всего лишь соглашаюсь с фактом, которым меня ткнули в нос. Тот самый нос, которым и работаю.

А допрос продолжается:

— Что смог различить?

— Неуверенность. Напряжённость. Страх. Пожалуй, страха было больше всего.

Не грешу против истины, но и всей правды не говорю. Да, тоненькая девчушка, которую грубо вывернули из корзины на каменные плиты солдаты Городской стражи, была напугана. Почти смертельно. Но на мгновение пустив в себя чужие чувства, я ощутил то, что было гораздо хуже страха. Отчаяние. Полное и беспросветное.

Когда человек боится чего-либо, это заставляет его действовать, так или иначе. Прятаться. Бежать. Сражаться, в конце концов. Но когда приходит отчаяние... Не того рода, что бросает людей на поле боя в последнюю атаку, нет. Отчаяние осознания бесполезности действий. Каких бы то ни было. Отчаяние, холод которого заставляет все мышцы цепенеть, и ты можешь лишь обречённо взирать на происходящее, ожидая, пока коса смерти доберётся до твоей шеи... Девчушка была больна именно таким отчаянием. А младенец на её руках не испытывал иных чувств и не знал других мыслей, кроме голода, о чём громогласно заявлял всю дорогу до Поста Стражи.

Всё же, незачем Вигу знать ВСЕ мои впечатления. Делу не поможет, а выворачиваться наизнанку ещё раз не хочется. Даже на бумаге, в скупых словах протокола задержания.

— А другое?

Вопрос был задан тем самым тоном, который только подчёркивает важность: нарочито безразличным.

Я подумал и сказал:

— Нет.

— Уверен?

— Ну-у-у-у-у...

Виг взял со стола бронзовый колокольчик и позвонил. Меньше, чем через четверть минуты, в кабинет вошли двое солдат, сопровождающие виновницу переполоха, оторвавшего ре-амитера от постели больной дочери.

Хрупкая, это верно. Но не такая уж маленькая, как сначала показалось: макушкой достанет до моего подбородка. Белобрысенькая. Кожа — бледная до желтизны, и вены на кистях рук, вцепившихся в кулёк с младенцем, кажутся зелёными. Глаза... Чёрные. Совершенно. А может, просто зрачки расширены до предела. Да и какая разница? Мне с этой девчонкой по жизни вместе не идти — зачем разглядываю? А впрок: пишу очередную главу своей славной деятельности. Герой! Ха! Ребёнка поймал. Даже двух. Теперь мне за это медаль дадут. Большую и деревянную. Как главному борцу с детьми. Потому что хоть они и хэсы, но в первую очередь — несовершеннолетние. А моё грубое вмешательство в нежное детское сознание могло привести к... И привело: вон, с каким ужасом девчонка на меня косится. Даже на прямой взгляд не решается.